Блог клуба - ВСЕ, ЧТО ВАМ ИНТЕРЕСНО 2

Бара не знала влажных тропических лесов, где обитали её предки. Она родилась и выросла вместе со своей сестрой в тесном вагончике за кулисами цирка. Её мать выступала в уникальном аттракционе «Черные пантеры». Бару тоже хотели сделать артисткой, но Бог не дал таланта, и оказалась она в зоопарке.
Переезд – сначала поездом, потом самолётом, машиной. Чужие люди. Не виданные раньше звери, незнакомые запахи – все это пугало пантеру. Даже просторная клетка не радовала. Бара тосковала и отказывалась есть. Отборные куски мяса, кролики, куры – ничто не соблазняло её.
Наташа знала, что необходимо заставить животное принимать пищу, иначе оно может погибнуть. За двадцать пять лет работы в зоопарке ей не раз приходилось сталкиваться с отказом от корма у животных. Особенно в первые дни пребывания на новом месте. Обычно бывает достаточно небольшого нюанса, намёка, штриха напоминающего зверю о прошлой жизни, чтобы вывести его из тоски.
Учитывая, что пантера прибыла из цирка, Наташа пробовала кормить её мясом с палки, как это делают во время дрессуры. Не помогло, хищница каждый раз отворачивала морду.
И тут женщину осенило. Она хорошо знала бывшую хозяйку Бары. Талантливая дрессировщица, единственная в мире укротительница, работающая с группой из восемнадцати пантер, питала непреодолимую слабость к крепким словечкам. Даже общаясь со своими питомцами, которых она безумно любила, дрессировщица частенько употребляла нецензурную речь.
Наташа никогда не произносила непечатных слов и терпеть не могла слышать их от других людей. Но сейчас перед ней лежала пантера с впавшими боками, отсутствующим взглядом. А вдруг эти самые «неприличные слова» окажутся волшебными?
Уважаемая всеми за скромность, благовоспитанная сотрудница набрала в легкие воздуха и, густо покраснев, извергла из себя первое пришедшее на ум ругательство.
Пантера повернула голову в её сторону и даже приоткрыла пасть от удивления. Наташа ловко положила ей на язык кусочек мяса, который хищница машинально проглотила…
Казалось, бранные слова ласкали слух пантеры, в глазах исчезла тоска, и она заинтересованно смотрела на Наташу, отправлявшую ей в рот мясную нарезку. Но стоило человеку прекратить поток непечатных выражений, как пантера тут же теряла интерес ко всему окружающему. У неё снова начиналась депрессия.
Трижды в день скромная служащая деликатно выпроваживала всех сотрудников из помещения и затем кормила пантеру, подавая ей мясо на палке, «сдабривая» каждый кусок площадной руганью. Психологически она просто вымоталась от этих кормлений.
- Ты потребуй, чтобы Баре из кухни вместе с мясом присылали полчаса матюгов, раз они ей так необходимы! – советовали сослуживцы.
Наташины мучения закончились через две недели. За это время Бара осмотрелась, привыкла к новой обстановке и наконец-то стала есть мясо просто так, без ругательств.
В оправдание пантеры нужно сказать, что зверь не понимает значения произносимых человеком слов, и реагирует на любой звук, часто употребляющийся при выработке определённого рефлекса. Так что матерная брань или возвышенные фразы, хищнику всё равно. Лишь бы, как говорится, человек был хороший. Добрый и заботливый. Такой, как Наташа.

История: Т. М. Голубинцева (ред. Ситников).

Для проезжающих туристов фермер придумал такое развлечение:
В специальном автомате (за монетку в 25 центов) можно взять немного корма и положить его в плошку, которую козёл самостоятельно поднимет наверх. Когда козёл съест корм, он опустит плошку вниз для новой порции. Туристы с 25-центовыми монетами стоят в очередь за кормом!
Вот так - и козёл сыт, и фермеру прибыль! Такой вот оригинальный способ изъятия денег у зевак...

Д. К. Дрягина, Т. М. Голубинцева (ред. И. Ситников).

Элли – самка шимпанзе. Особь женского пола. «Девочка», как принято говорить среди зоологов. Но только не надо идеализировать образ забавной обезьяны и принимать её за этакий одуванчик. Испуганная или обозлённая шимпанзе крайне опасна. Она гораздо сильнее обычного человека и может причинить много неприятностей окружающим в нестандартной ситуации.

Обезьяна на свободе - самое что ни на есть ЧП. Правда шимпанзе не горилла, которая тоже один раз из клетки вылезала. Вот тогда и посетителей эвакуировали, и валидол горстями глотали, но обошлось, слава Богу. Справились.

Д.К.Дрягина (ред. И.Бойков, И.Ситников)

Однажды мужчина затрапезного вида принес в зоопарк на продажу молуккского попугая какаду. И цену за него назначил смешную, всего 180 рублей. Было это ещё в те времена, когда деньги были другие, и инженер на заводе зарабатывал в месяц 200 рублей. Но на московской зообазе таких редких птиц продавали тогда за 3,5 тысячи. И, понятное дело, попугая согласились купить, несмотря на то, что Жакуша (так его звали) выглядел под стать хозяину, весьма потрепанным. На груди, животе и крыльях птицы почти не оказалось перьев. Было ясно, что она сама выщипала их, находясь в плену постоянного стресса. На благородного какаду без слез смотреть было невозможно.

При составлении текста использована статья В. В.Костенко.

Всё не так. Конечно, всё не так. И, не виновата Метта ни в чём. Так сложилась жизнь.

Сначала был Бола, красавец самец, блестящий представитель племени равнинных горилл. И была любовь, данная гориллам природой. Они жили дружно и долго. Бола недолго скучал по своей прежней подруге Моне – Лизе, уехавшей в ЮАР. Метта стала его второй желанной избранницей. Но у них не было потомства. Видимо дело было в самце. В детстве он часто болел. И ушёл великан Бола из жизни внезапно, сражённый неизлечимой, непонятной людям, хворью.

История И.О. Грибановой (лит. ред. И.Ситников).

Авралы, по известному всем неписаному закону, происходят обычно в выходные дни. Так и в этот раз. Машина из другого зоопарка привезла двух белых по масти яков, самца и самку именно в воскресенье. Кому разгружать? Известное дело, собрались всем миром смотрители, рабочие, специалисты, кто на месте был, зоолог дежурный подошёл, но, в основном, состав женским оказался.

Осознание того, что ты не зря учился в автошколе, приходит тогда, когда в магазине уступаешь дорогу тележке, катящейся справа

Михаил Александрович Шолохов. КОЛОВЕРТЬ.

На закате солнца вернулся из станицы Игнат.

Хворостяными воротами поломал островерхий сугроб, лошадь заиневшую ввел во двор и, не отпрягая, взбежал на крыльцо. Слышно было, как в сенцах скрипели обмерзшие половицы и по валенкам торопливо шуршал веник, обметая снег. Пахомыч, тесавший на печке топорище, смел с колен стружки, сказал младшему сыну Григорию:

- Ступай, кобыленку отпряги, сена я наметал в конюшне.

Дверь широко распахнув, влез Игнат, поздоровался и долго развязывал окоченевшими пальцами башлык. Морщась, сорвал с усов сосульки тающие и улыбнулся, радости не скрывая:

- Слухом пользовался - красногвардейцы на округ идут...

Пахомыч ноги свесил с печки, спросил с любопытством сдержанным:

- Войной идут али так?

- Разно гутарют... А только беспокойствие в станице, томашится народ, в правлении миру видимо-невидимо.

- Не слыхал молвишки всчет земли?

- Гутарют, что большевики землю помещичью под гребло берут.

- Та-а-ак,- крякнул Пахомыч и соскочил с иечки по-молодому.

Старуха у загнетки загремела ложками; щи в чашку наливая,сказала:

- Кличьте вечерять Гришатку.

На дворе смеркалось. Снежок перепадывал, и синевою хмурилась ночь. Пахомыч ложку отложил, бороду вытирая расшитым рушником, спросил:

- Про мельницу паровую разузнал? Когда пущать будут?

- Мельница работает в размол, можно веять.

- Ну, кончай вечерять и пойдем в амбар. Зерно надо перевеять, завтра, как удастся погода, уторком доеду смолоть. Дорога-то как, избитая?

- Шлях не спит, день и ночь едут, только разъезжаться трудновато. Сбочь дороги снегу глыбже пояса.

II

Григорий вышел за ворота проводить.

Пахомыч натянул рукавцы...

- На корову поглядывай, Гриша. Вымя налила она, что не видно; отелится...

- Ладно, батя, трогай!

Полозья саней с хрустом кромсают оттаявшую снежную корку. Вожжами волосяными Пахомыч шевелит, золу, просыпанную на улице, объезжает. Попадается оголенная земля - подреза липнут. Спины напружив, угинаясь, тянут лошади. Хоть и снасть справная и кони сытые, а Пахомыч нет-нет да и слезет с саней, кряхтя,- больно уж важко нагрузили мешков.

На гору выбрался, дал вздохнуть припотевшим лошадям и тронул рысцой шаговитой. Где приглянулось, оттепель сжевала снег, дорогу дурашливо изухабила. Теплынь на провесне. Тает. Полдень.

Лес начал огибать Пахомыч - навстречу тройка стелется. А снегу возле леса намело торы. В сугробах саженных дорожку прогрызли узенькую, разминуться никак невозможно. Что не видно очень скоро, вот-вот.

- Эка, скажи на милость, оказия-то!.. Тпру!..

Приостановил Пахомыч лошадей, слез и шапку снял. Голову седую и потную ветер облизывает. Потому снял Пахомыч шапчонку свою убогую, что опознал в тройке встречной выезд полковника Черноярова Бориса Александровича. А у полковника землю он арендовал восемь лет подряд.

Тройка ближе. Бубенцы промеж себя разговорчики вполголоса ведут. Видно, как с пристяжных пена шмотьями брызжет и тяжело-тяжело колышется коренник. Привстал кучер, кнутом машет.

- Сворачивай, ворона седая!.. Что дорогу-то перенял?!

Поравнялся и лошадей осадил. Пахомыч, в полах полушубка путаясь, с головой непокрытой к санкам подбежал, поклон отвалил низенький.

Из саней, медвежьим мехом обитых, пучатся, не мигая, глаза стоячие. Губы рубчатые, выскобленные досиня, кривятся.

- Ты почему, хам, дог-огу не уступаешь? Большевистскую свободу почуял? Г-авнопг-авие?..

- Ваше высокоблагородие!.. Христа ради, объезжайте вы меня. Вы порожнем, а у меня вага... Я ежели свильну с дороги, так и не выберусь.

- Из-за тебя я буду лошадей кг-овных в снегу душить?.. Ах ты сволочь!.. Я тебя научу уважать офицег-ские погоны и уступать дог-oгy!

Ковер с ног стряхнул и перчатку лайковую кинул на сиденье.

- Аг-тем, дай сюда кнут!

Прыгнул полковник Чернояров с саней и, размахнувшись, хлобыстнул кнутом Пахомыча промеж глаз.

Охнул старик, покачнулся, лицо ладонями закрыл, а сквозь пальцы кровь.

- Вот тебе негодяй, вот!..

Бороду Пахомычеву седую дергал, хрипел, брызгаясь слюной.

- Я из вас дух кг-асногваг-дейский выколочу!.. Помни, хам, полковника Чег-нояг-ова!.. Помни!..

Над талой покрышкой снега маячит голубая дуга. рубенцы говорят невнятным шепотом... Сбочь дороги постромки обрывая, бьются лошади Пахомыча, сани опрокинутые, с дышлом поломанным, лежат покорно и беспомощно, а он тройку глазами немигающими провожает. Будет провожать до тех пор, пока не скроется в балке задок саней, выгнутых шеей лебединой.

Век не забыть Пахомычу полковника Черноярова Бориса Александровича.

III

С ведрами от криницы идет Пахомычева старуха.

В вербах, стыдливо голых, беснуются гоачи. За дворами, на бугре, промеж крыльев красношапого ветряка на ночь мостится солнце. В канавах вода кряхтит натужисто, плетни раскачивает. А небо - как вянущий вишневый цвет.

Ко двору подошла, у ворот подвода. Лошади почтовые с хвостами, куце подкрученными, и у ног их, захлюстанных и зябких, куры парной помет гребут. Из тарантаса, полы офицерской шинели подбирая, высокий, узенький - в папахе каракулевой - слез. Повернулся к старухе лицом иззябшим.

- Мишенька!.. Сыночек!.. Нежданный!..

Коромысло с ведрами кинула, шею охватила, губами иссохшими губы не достанет, на груди бьется и ясные пуговицы и серое сукно целует.

От материной кофтенки рваной навозом коровьим воняет. Отодвинулся слегка, улыбнулся, как варом в лицо матери плеснул.

- Неудобно на улице, мамаша... Вы укажите, куда лошадей поставить, и чемодан мой снесите в комнату... Заезжай во двор, слышишь, кучер?

vllMw5vKZdA.jpg

Михаил Александрович Шолохов.

ШИБАЛКОВО СЕМЯ.

— Образованная ты женщина, очки носишь, а того не возьмешь в понятие… Куда я с ним денусь?..

Отряд наш стоит верстов сорок отсель, шел я пеши и его на руках нес. Видишь, кожа на ногах порепалась? Как ты есть заведывающая этого детского дома, то прими дитя! Местов, говоришь, нету? А мне куда его? В достаточности я с ним страданьев перенес. Горюшка хлебнул выше горла… Ну, да, мой это сынишка, мое семя… Ему другой год, а матери не имеет. С маманькой его вовсе особенная история была. Что ж, я могу и рассказать. Позапрошлый год находился я в сотне особого назначения. В ту пору гоняли мы по верховым станицам Дона за бандой Игнатьева. Я в аккурат пулеметчиком был. Выступаем как-то из хутора, степь голая кругом, как плешина, и жарынь неподобная. Бугор перевалили, под гору в лесок зачали спущаться, я на тачанке передом. Глядь, а на пригорке в близости навроде как баба лежит. Тронул я коней, к ней правлюсь. Обыкновенно — баба, а лежит кверху мордой, и подол юбки выше головы задратый. Слез, вижу — живая, двошит… Воткнул ей в зубы шашку, разжал, воды из фляги плеснул, баба оживела навовсе. Тут подскакали казаки из сотни, допрашиваются у нее:

— Что ты собою за человек и почему в бессовестной видимости лежишь вблизу шляха?..